Не помню в каком именно классе начальной школы я начала ходить в музыкалку, первый это был или второй класс. Помню, что это была зима. Как всегда по-сибирски жутко холодная, со скрипучими морозами и безветренной погодой. Я пожаловалась, что моя обувь слишком скользкая, и я постоянно поскальзываюсь.

– Сейчас широкий лейкопластырь приклеим на всю подошву, и не будешь падать. – говорит бабуля.

Она берет маленький рулонный лейкопластырь и клеит им свою и мою обувь. Ведь именно ей вести меня в ту самую музыкалку. Пластырь не сработал. Путь до музыкальной школы был не таким близким, и мы с ней по очереди приземлялись на зад чуть ли не каждые чертовы пять минут. Сначала просто охали, и осторожно шагали по обледенелой дороге. Потом на обратном пути начали громко смеяться в голос, ибо колени и задница уже просто изнывали от падений.

В один из таких дней мы возвращались вместе домой. Шагая по краю дороги, бабуля заметила, как в слева в лесу по тропинке шла одиноко такая же как я маленькая девочка, а за ней неторопясь шёл мужчина. Потом он чуть прибавил ходу и стал догонять девочку. В это время рядом вокруг нас никого больше не было, и бабушка, оставив меня стоять на дороге, ринулась к этому мужику. Замахнувшись на него сумкой, она завопила своим сильным голосом:

– А ну не трожь её!

Я не поняла, что происходит, и поэтому когда она вернулась, а того мужика и след простыл, мы продолжили путь домой. Бабуля всегда защищала других.

Она прививала любовь к спорту. Так как сама была когда-то в молодости спортсменкой по фигурному катанию. Поэтому каждое утро на летних каникулах бабуля поднимала меня часов в 9, как раз после того как сделает все свои утренние дела по хозяйству, и мы занимались гимнастикой. О, тогда я это слово жутко не любила. Потому что сколько я себя помню, я всегда страдала от ранних подъемов, еще начиная с детского сада, и утренняя гимнастика была для меня самым неприятным моментом за весь день. Я всегда радовалась, когда кто-нибудь зачем-либо отвлекал бабушку во время этого процесса, и она на время уходила из комнаты, а я тут же плюхалась обратно на кровать в приятном расслаблении.

– Встаём-встаём! – говорит она, возвращаясь обратно, – Теперь махи ногами (мое самое нелюбимое). Колено не сгибай, оно должно быть прямое. Носок должен доставать при этом до вытянутой руки. Вот посмотри как делаю я.

И бабушка легко начинает делать махи ногами. Потом садится на продольный шпагат.

– Вот видишь, мне уже 60, а я до сих пор могу это сделать. Потому что гимнастика даёт телу гибкость.

Именно она научила меня вставать на мостик из положения стоя безо всякой поддержки. И я до сих пор это умею. Наверное потому, что это было не больно в отличие от шпагата, где приходилось растягивать мышцы.

Бабуля прививала любовь к красоте, и учила видеть её в окружающем мире.

– Посмотри какое красивое небо! – говорила она.

Она всегда звонко и заливисто смеялась. Любила иногда подшучивать над дедом. Наливая в большую кружку свежих сливок, и проходя мимо меня, она несла её на обеденный стол со словами: «Пускай дедуля немного расслабится», и заговорщицки улыбалась мне.

Помню, как она была рада, когда я выкрасила всю летнюю кухню, которую построили дед вместе с моим дядей. Тогда я заставила деда освободить всё внутреннее пространство кухни от своих вещей. Ну а что? Построить, построили, но так и не въехали. Дальше-то кто будет доводить до конца начатое? Увидев белые оконные рамы, зеленые стены и синюю дверь (ну какая была краска, такой и пришлось компилировать цвета), бабуля охнула, всплеснула руками и этим же летом все завтракали, обедали и ужинали уже там.

– Какой сегодня суп сварить на обед? – спрашивала она у меня.

– Щи. – всегда уверенно отвечала я с довольным лицом. Потому что её щи были и остаются до сих пор для меня самыми вкусными, и я могла их есть хоть каждый день.

– Таня, а чёй-та опять щи?! – однажды возмутился дед, когда понял, что задолбался есть их каждый день.

Всегда стильно одетая, с аккуратной укладкой на волосах, в наглаженном светлом платье и белых туфлях-лодочках, моя стройная, красивая, любимая бабуля. Мне очень грустно, что я больше не смогу тебя крепко обнять, а ты не скажешь мне: «ты же мой цыплёночек!», а я не отвечу как всегда на эту фразу: «Бабуль, я не цыплёнок! Тогда уж гусёнок, мне они больше нравятся!». Я помню какую музыку ты любила больше всего. Вот эти две песни, ты бывало часто включала их дома на виниловом проигрывателе.

Ты знаешь, что я люблю тебя, и ты навсегда останешься в моей памяти.